А может, всё и не так закончилось...

Буковинская народная больница... то есть, это, как её, больница в городе Сучава!

За окном ординаторской травматологического отделения - твёрдые ягоды рябины. Зреть им ещё и зреть. По вечерам здесь так спокойно, словно весь мир - большая прохладная комната, где человечество отдыхает, как роженица, блаженствуя после пережитых мук. Медсестра Ганя укладывается ночевать на трёх составленных вместе стульях; к утру бока у неё отпечатаются по форме их продавленных сидений. В палатах постепенно замолкают всевозможнейшие разговоры о жизни, весёлые и слёзные, и о том, что на заготпункты из-за низких цен лучше не соваться. Рябина зреет.

Ещё Ганя, вспомнив, что не сделала антибиотик новопоступившему, растрёпанная идёт со шприцем в девятую палату. Ещё пятнадцатилетняя Аница (сама она требует, чтобы её звали исключительно Анной), свесив через подоконник забинтованную голову, шепчется с кем-то, скрытым в сумерках и кустах: уж не с тем ли пареньком, который перевернул её с мотоцикла? Ещё дедушка, который сегодня утром упал с черешни, куда залез, чтобы набрать ягодок для городских внуков, тишком жалуется: "Ох, Боже мой Боже! Ох, рёбра мои рёбра!" Но после половины десятого вся травма дружно, по-деревенски, задаёт храпа. И то ещё припозднились!

Время за полночь. Дежурный врач Мирон расстёгивает под столом ремешки сандалий, трудясь над историями болезней. Слипаются глаза. В голове подводный звон. Вместо результатов осмотра шариковая фиолетовая ручка сама выцарапывает по грубой серой бумаге что-то, очень похожее на стихи.

В коридоре завопила медсестра Ганя заполошным своим голосочком. Ничего себе дежурство! Днём сколько народу поступило, и ночью покоя нет!

Распахнулись высокие двери ординаторской, будто ветром повеяло. А за ними юношу, у которого выступает из груди рукоятка старинного меча, поддерживают двое. Златоволосая дева в саване. И человек, величественный лицом и осанкой, в одеянии средневековых государей, у которого у самого хлещет кровь из раны в плече.

Неужели он это по правде видит? Растворились двери в то, чего не бывает. Или всегда оно есть, только мы в него не верим, пока с ним не встретимся.

Сзади подпрыгивает Ганя:

– Ой, доктор Мирон, да скорее же, да у него пульс нитевидный...

Ну вот, всё встало на свои места. Он – не поэт и не духовидец, он – врач. И у него двое пострадавших.

– Ганя, давай его на каталке в операционную. А вот этого – в перевязочную. И позвони там во вторую хирургию. Скажи, закрытая рана средостения.

Более квалифицированные хирурги приняли судьбу тяжелораненного в свои руки, а доктора Мирона отправили оказывать помощь второму пострадавшему. И вовремя! Потому что Ганя уже вознамерилась накладывать пациенту жгут на артерию, неизвестную ей из училищного курса анатомии, а пациент кричал, что не собирается лечиться, а всего лишь доставил раненого, а красавица в саване уговаривала пациента стерпеть жгут, потому что квалифицированный медик Ганя разбирается в лечении ран лучше, чем не-мёртвые.

Доктор Мирон отогнал Ганю от пациента. Нечаянно почесал в затылке. Сменил резиновую перчатку на новую, стерильную. Невзирая ни на какие возражения, занялся раной. Гане, чтобы охладить её помогательный пыл, поручил заполнять документы. Золотоволосую в саване выдворять не стал. В случае чего, выручит. Пациенты разные бывают.

– Как себя чувствуете? – заботливо спрашивает доктор Мирон. – Сознание не теряете? Соберётесь терять, лучше сразу предупредите. А пока мы с вами побеседуем. Ваши фамилия-имя?

– Бассараб. Влад.

Ганя заносит всё это в соответствующий раздел.

– Профессия ваша?

– Упырь.

– Послушайте, это случайно не вы будете Дракула?

– Я.

– Не пиши, Ганя, "упырь". Вы ведь князь, господин Дракула?

– Верно.

– Ганя, запиши лучше "князь". Год рождения посмотришь в энциклопедии. Так что с вами, князь, произошло?

– Он сражался с Мирчей из-за меня и из-за справедливости, – исчерпывающе объясняет золотоволосая в саване.

– Всё так, – добавляет Дракула, – не по сердцу мне эти новые понятия о грехе и воздаянии, и жену отбивать у себя не позволю. Но за смелость прощаю Мирчу. Его счастье, что кровь из сердца у него не выступила, а то не сдержаться бы мне.

У доктора Мирона, в который раз за эти сутки, ум заскакивает за разум.

– Бытовая травма? – подсказывает Ганя.

– Бытовая… нет, Ганя, не пиши. Я ещё подумаю, как написать, чтобы с милицией не связываться. А вы лучше вот что мне скажите: чем вас, князь, ранили?

– Саблей.

– Что за сабля?

– Пятьсот лет назад её выковали.

– Понятно. Ганя, у нас противостолбнячная сыворотка ещё осталась?

– Сыворотка? – Дракула слегка показывает клыки. – Мы, не-мёртвые, не болеем столбняком!

– Очумеешь тут с вами! – восклицает доктор Мирон. – В случае загрязнённой раны сыворотку вводим в обязательном порядке. А живой вы или не-мёртвый - какая разница!

А за дверью перевязочной сгрудились люди. Нет, ну до чего же любопытный у нас народ! Разбудил их Ганин голосок, и вот теперь не заснут, пока не разведают, из-за чего сыр-бор, кто что себе сломал или кого, не приведи Боже, убили. Живенько притопали – кто на костылях, а кто и без костылей, стуча гипсом об пол. На койках только те остались, кто уж вовсе под капельницей лежит. Так что тут творится? А-а! Надо же! Молодец Мирча! Да спасут его, спасут, на то и доктора. А Дракула? Что с ним сделают? Ну – что; само собой, сделают ему столбнячный укол. Ганя, выбери иголку потолще, из почтения к господину князю! А после того, как отлежится у себя в замке, снова отправится на битву с Мирчей, как от основания веков они бьются и бьются, и ни одному другого не одолеть.

Так уж заведено! Жизни без невзгод, зимы без мороза, а Румынии без упырей ввек не видано. Переведутся упыри – от кого мы будем чеснок на огородах сажать? Про кого детям сказки сказывать, чтобы, подросши, умели отличать дурное от хорошего? Всякая вещь имеет своё предназначение и дополняет другую вещь, как солнце и луна, дождь и вёдро, штаны и юбка, и если есть на свете не-мёртвые – такие же творения Божьи, как герои, и мы с вами, – значит, оно всё не зря.

Неужели мы настолько слабы духом, чтобы не принять весь этот мир таким, каков он задуман и создан?

Чёрт ногу сломит с этим народом! По правде ли видели такое – или попусту болтают, себя веселят?